ИСТОКИ МОЕЙ ВЕРЫ

Максимова Ирина Викторовна родилась в 1939 году в Москве. Она уже много лет является прихожанкой Сретенского монастыря. Основы ее веры заложила бабушка, но путь в Церковь был долгим и непростым. Она рассказала студентам Сретенской семинарии о событиях, которые помогали ей и ее современникам постепенно идти к вере

— Расскажите о себе. Если можно, начните с детства.

— Мое детство прошло с бабушкой по отцу и тетей — младшей сестрой отца. По существу, я росла сиротой при живых родителях. Матери я была не нужна со дня моего рождения. По слову псалмопевца: се бо в беззакониях зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя. Когда мне было 9 месяцев, отец принес меня умирающую на руках и сказал моей бабушке: «Мама, спаси мне ее, у меня больше никого не осталось».

Промыслом Божиим я осталась жива, бабушка выходила меня. Моя тетя в юности перенесла тяжелое сердечное заболевание — эндокардит, после которого много кто умирает, и это произошло в самые страшные годы: голод, безработица. Замужем не была, дорожила работой, на которую помогли устроиться добрые люди в Министерстве легкой промышленности, где и проработала всю жизнь, имея на иждивении уже старую маму и меня, никому больше не нужную. Яко отец мой и мати моя остависта мя, Господь же восприят мя.

Мои родные были в статусе лишенцев, то есть лишены были гражданских прав. Бабушка моя осталась сиротой в 3 или 4 года. Ее родители погибли от какой-то эпидемии. Она воспитывалась во вдовьем доме, а когда повзрослела, ее выдали замуж за вдовца, у которого было около 10 человек детей. Дед служил царю и отечеству и в тяжкие годы революции, служба эта вряд ли была легкой.

— Расскажите о Великой Отечественной войне, как она затронула вашу семью.

— Когда грянула война, мне было 2 года и 2 дня. Тетя должна была уехать в эвакуацию с министерством, в котором работала. У нее на руках больная мама семидесяти лет и я, двухлетняя. Мы были на Алтае в Барнауле. Потом она рассказывала, какие страшные минуты отчаяния пришлось им пережить.

В 1943 году мы вернулись в Москву. Мне было 4 года. Как я сейчас понимаю, это была не жизнь, а выживание. Мы жили втроем в маленькой 8-ми метровой комнатке бывшего усадебного дома, превращенного в коммунальную квартиру, в которой проживало 9 семей, около 30 человек. Но жили дружно, почти все праздновали Пасху, пекли куличи и готовили творожную пасху. У бабушки сохранилась деревянная резная пасочнина, которую я храню по сей день и с которой мне удалось заказать копию.

Жили дружно, почти все праздновали Пасху, пекли куличи и готовили творожную пасху

Истоки моей веры, конечно, от бабушки. У нее был черного цвета угольник, большой, около 1 метра высоты, со старыми иконами. У моих близких хватило мужества держать его. Почему я говорю мужества? Потому что самое сильное чувство, которое тогда насаждалось, был страх, и я уже говорила, что они были лишенцами. Этот угольник с иконами дожил у нас до смерти бабушки, до 1955 года. Когда моя бабушка умерла, моя тетя отдала его двум верующим старушкам, которые жили в нашем дворе в соседнем флигеле. Отдала, ничего не сказав мне, хотя мне было уже 16 лет, хотя я очень любила этот уголок и очень расстроилась, что его не стало. Осталась только одна бабушкина икона св. Лидии, которая по сей день находиться у меня.

Бабушка меня крестила, когда мне было лет 6 или 7. Она пригласила домой знакомого бывшего священника, который уже не служил и был одет в штатское, как тогда говорили. Я запомнила его, бабушка называла его Петр Алексеевич. Меня поставили в тазик и поливали сверху водой. Судьбу моего крестика я не помню.

У бабушки была чудом уцелевшая Библия, которую она читала. И когда она умерла, эту Библию выпросила семья соседей, почитать ее просила старая няня, которая была членом их семьи. Потом я долгие годы выпрашивала тетю, чтобы они вернули нам эту Библию, но они вернули ее мне спустя 30 лет, уже после смерти и той няни, и моей тети.

Бабушка говорила мне: «Ты запомни, Бог есть». Я запомнила, но на этом мой курс катехизации и закончился. Православие моих близких проявлялось в том, что всех умерших отпевали в церкви, а так в церковь никто не ходил. А у бабушки сил уже не было, она умерла на 84-году жизни.

Однажды, когда я была маленькой, бабушка попыталась сходить со мной на Пасху. Ближайших храм был в честь святого Пимена. Людей было великое множество, и мы даже не смогли войти в церковь. Это были послевоенные годы.

Детство прошло, я стала взрослой и самостоятельной, закончила институт и устроилась работать. И время, иже дал мне Господь, в страсти иждих. Духовная жажда нашла выражение в любви к великой музыке. Был период, когда я регулярно бывала в Большом зале консерватории, стремясь услышать все шедевры великих композиторов — Баха, Моцарта, Бетховена. Я прослушала все кантаты, все пьесы Баха, все исполнявшиеся реквиемы, Верди и других, а уж реквием Моцарта без числа. Особенно полюбила хоровую музыку. Хоры Танеева, Свиридова. Душа жаждала гармонии и совершенства. Самой большой радостью было искусство. В юности увлекалась поэзией Серебряного века — Блоком, Цветаевой.

Иногда заходила в храм. Но там, как правило, было пустовато, и я ничего не знала и не понимала. Никаких книг не было, и достать Евангелие было негде. Я всегда знала, что есть мой Создатель, но не знала, что Он мой Спаситель.

Никаких книг не было, и достать Евангелие было негде

Но всю жизнь я праздновала Пасху. Я собирала всех друзей и устраивала застолье, делала пасху в старинной пасочнице, покупала куличи, созывала своих нецерковных подружек и праздновала ее. Я всегда понимала, что это сугубо церковный праздник.

— Расскажите о личностях, которые повлияли на вас.

— В 70-е годы очень значительным для части моего поколения стало творчество Володи Высоцкого. Вот кто, как мне представляется, был алчущим и жаждущим правды. Золотой искрой струились в моей душе его строки:

Купола в России кроют чистым золотом —

Чтобы чаще Господь замечал…

Недавно я узнала из газеты «Крестовский мост», что Володя крестился, будучи уже очень известным, но об этом знали только несколько человек. Чтобы никого не подводить, он уехал креститься в Армению, то ли не зная, то ли не придавая значения, что в Армении неправославная ветвь христианства. Хочется верить, что Господь зрит в сердце. Когда неожиданно пришла весть о кончине Володи, я купила букет белых лилий и поехала на Таганку. То, что я увидела, меня поразило: огромной очереди проститься с ним не видно было конца. Люди были в основном зрелого возраста, много мужчин, серьезных, думающих, никакой шантрапы. И это в опустевшей в дни Олимпиады Москве, когда город был закрыт, а те, которые были приглашены на Олимпиаду, не пожелали поехать. Вагоны метро пусты — казалось, вся Москва собралась на Таганке. Хоронили Володю в день памяти святого князя Владимира, 28 июля.

И вот наступил 1988 год, год тысячелетия Крещения Руси. Я страшно переживала, дадут или не дадут отпраздновать эту великую дату. Вот как тогда стоял вопрос в нашей стране. Но не осмелились запретить празднования. Я помню все по дням. Открытие празднования было 5 июня, в воскресенье, в Елоховском соборе. Я думала, что не смогу попасть, но, к моему удивлению, встав в конец очереди, охраняемой милицией, оказалась в соборе. Закрытие проходило 12 июня, в воскресный день, на территории отреставрированного Данилова монастыря. Туда пускали только по пропускам. Мне подумалось, не по парткому ли их раздавали. Некоторые, удовлетворив любопытство, уходили еще до начала праздничного богослужения. Таким образом мне удалось взять у кого-то билет.

Конечно же, я была на концертах православного музыкального фестиваля, который проходил в большом зале консерватории. Приехали гости из-за рубежа, запомнился архидиакон Андрей из Америки — великолепный бас. Из монастырских хоров помню хор Новоспасского монастыря под руководством игумена Митрофана, который назывался «Спас Нерукотворный». Сердце наполнялось радостью от возрождения Православия на нашей родной земле.

Главный перелом моей жизни произошел Великим постом 1992 года. Многомилостивый Господь даровал мне духовника — иеромонаха. Была горькая с потоком слез исповедь, и я с великой радостью приняла все условия Великого поста по самому строгому уставу. Началась моя настоящая церковная жизнь.

— Может быть, вы еще вспомните интересные моменты церковной жизни периода СССР?

— Я вспоминаю, как узнала, что в храме «Всех скорбящих радость» на Ордынке (этот храм никогда не закрывался и там был замечательный хор) приблизительно в 1970 году в день памяти нашего замечательного композитора Рахманинова исполняют всенощную Рахманинова, и в этот день храм был переполнен в основном меломанами, людьми, которые были ценителями музыки и которые пришли послушать произведение, которое нельзя было больше услышать нигде. Среди наших музыкантов было очень много верующих людей, и это тому подтверждение.

— Были ли вы свидетельницей чуда?

— Моя старушка соседка 30 лет молилась в храме у чудотворной Иверской иконы Божией Матери, главной святыней Сокольнического храма Воскресения Христова. При мне она накануне Крещения умерла в глубокой старости, а похоронили ее в сам праздник Крещения. Ее гроб стоял в одном из приделов «Всех скорбящих радости». Ее в этом храме знало все священство, ведь она почти что ежедневно посещала все богослужения. Когда я узнала, что ее будут отпевать в этом храме, я пошла к ее гробу, чтобы проститься. Когда я подошла ко гробу, я ее не узнала. Я увидела молодое женское лицо, совсем молодое, совсем даже юное. Она не была похожа на ту сморщенную старушку, которую я знала. И более того, ее не узнал священник, который ее очень хорошо знал. Его это очень удивило. Вот такое преображение Господь даровал ей за ее святую жизнь.

— Какие были трудности и искушения на вашем пути?

— Мне кажется, не было никаких трудностей. Я так решительно и с такой радостью вошла в церковную жизнь, куда Господь призывал меня с детства, а я не слушала.

— Что для вас самое главное сегодня?

— Самое дорогое для меня сегодня — это Церковь Христова. Я живу ее праздниками, ее богослужениями, богомыслием, боголюбием. Люблю церковное искусство, песнопения, поэзию отца Романа Матюшина, фрески Дионисия.

— О чем вы просите Господа?

— О прощении бездны моих грехов и о тихой православной кончине.

Сказать и не солгать: Прости мя, Боже!

И на иные просьбы не дерзать.

И суетные словеса не множа,

Перед Простившим радостно стоять.

— Дайте, пожалуйста, наставление будущим поколениям.

— Нужно за все благодарить Бога, потому что все в жизни происходит по воле Божией. Без Бога жизнь вообще не имеет смысла, никакого! Смысл обретается после того, как в голове появляется сознание, что над всеми нами есть Бог.

Никита Муратов